Я учусь в педагогическом вузе и работаю воспитателем группы продленного дня в школе с инклюзией. Там, где учится Леша. Решила сменить профессию в тридцать с лишним лет. До этого состояние папы было более или менее стабильным. А тут начала пропадать речь, он перестал писать и рисовать. 

Бывало, возьмет карандаш, хочет провести линию, а ничего не получается. Смотреть на это без слез было невозможно. Я испугалась, что произошел повторный инсульт. Предложила Людмиле положить папу в больницу на обследование. Но она сказала: «Ты что? Какое обследование летом? Все врачи в отпусках. Вот осенью обязательно положим и обследуем».

Пришлось с ней согласиться. Лето кончилось, мы все вернулись в Москву. Дети пошли в школу. Узнали принцип действия паровой машины Джеймса Уатта и были в восторге от новых познаний. А через неделю случилось непоправимое...

До сих пор виню себя в том, что не настояла на госпитализации, не убедила Людмилу нанять папе сиделку. Мне даже соседи его говорили, что Александр Борисович очень ослаб. Но что я могла сделать? Тетя Оля не один раз Миле предлагала: «Ты только скажи, что нужно. Мы все оплатим, все сделаем. Если надо, найдем сиделку».

Но папина жена ни в какую не хотела кого-то нанимать. С ужасом вспоминаю, как она однажды обронила со смехом: «Ой, Сашенька тут предложила папу дома запирать. А я ей сказала — нет, так нельзя, вдруг он в окно сиганет?» Получается, что она не исключала такой возможности? Почему же ничего не предпринимала и спокойно оставляла мужа одного?