Характер-тип персонажа нес в себе важнейшие черты собирательного образа народа: в нем - пафос пехоты, войска, самого близкого к земле, к холоду, к огню и смерти.

Твардовский, как говорил он сам, бьется над изображением людей первого послеоктябрьского поколения, запоминая имена и облик тех, кого увидел и полюбил. Он уже предчувствует, что его герой станет любимцем армии, нарицательным именем. Для полноты его раскрытия нужна какая-нибудь картинка, живой характеристикой может стать словесный оборот, отдельное словцо, деталь фронтового быта; в этой ситуации осмысление разговорного языка придавало внутреннюю крепость и звонкость размеру - музыкальной логике русской речи.

В результате Василий Теркин действительно становится образцом человека в индивидуальном смысле, образом нашего парня, живого, дорогого и трудного, соединившего в себе доброту, веселое лукавство, сноровистость мирного труженика с бесстрашием бойца, защитника страны. Это один из множества людей, чье место всегда там, где делается самое главное, что нужно делать для родины.

Такого рода главные люди становятся центральными героями литературы, кинематографа, живописи первой половины сороковых годов. Они принадлежат той действительности, которая, по словам Твардовского, нуждается в художественном подтверждении, и до того, как она явится отраженной в образах искусства, она как бы еще не совсем полна, и не может с полной силой действовать на сознание людей.

Мысль, высказанная создателем поэмы Василий Теркин, крайне знаменательна: авторское свидетельство о герое, его судьбе и характере осознается теперь как реальная помощь нуждающейся в художнике действительности. Творческим актом он восполняет реальность человеческого существования, одновременно и воспроизводя и поддерживая жизнь. 

Однако для того чтобы выполнить столь ответственную миссию, ему нужны не только наблюдательность, внимание, накопление жизненного материала, но и особого рода оснащенность культурно-историческим опытом, художник сам нуждается в опоре и защите всем нравственно-поэтическим наследием современности и классики.

Пример Твардовского нельзя назвать исключением - он скорее подтверждает общее правило. Достаточно указать на песни военного времени с их распевной широтой и плавностью, возрождающие народный мелос; можно назвать и прозаиков, искавших, подобно поэтам и музыкантам, внутренней опоры в фольклорной традиции.