Прежде всего стоит обратить внимание на характер авторского вмешательства, на роль, которую отводит себе автор при создании образа героя. Возьмем для примера произведение, в котором на первый взгляд

безраздельно господствует герой, определяя воссозданный на полотне поэтический мир. В этой связи можно вспомнить картину Александра Иванова Аполлон, Гиацинт и Кипарис, занимающиеся музыкой и пением.

Здесь авторской воле послушны гармоническая стройность фигур, их почти скульптурная четкость, их говорящее о высшем духовном родстве ритмическое единство. Творческий замысел пронизал каждую клеточку этого совершенного полотна: строгую согласованность красок, сдержанное изящество жеста, неслышную музыку линий. Красота и покой, разлитые окна ПВХ в Щелково в природе, равновесие и целесообразность форм бытия - это реальность, подчиненная творческому выбору. Авторская позиция, ни в чем себя не обнаруживающая, выступает, тем не менее, как самодовлеющий и решающий эстетический императив.

Его воплощением служит элегическая интонация как высокое слово о прекрасном и возвышенном предмете; она, так сказать, обличает автора, сокрытого в созданном им образе.

Такого рода героическая, или, следуя крылатому слову Гоголя, серьезная лирика могла возникнуть в общественной ситуации относительного взаимопонимания художника и зрителя, говоривших на одном языке: обращенные к публике высокие понятия, олицетворенные в персонажах картины, были внятны, могли вызвать сочувствие. Однако близилась уже иная эпоха, менялся художественный лексикон - естественность искусства А. Иванова, его строгость и простота не возродились и не могли быть повторены холодной риторикой академических полотен. Авторский голос, звучавший с такой волнующей искренностью, приобретал оттенок нормативной дидактики, живое мертвело. Время требовало иного искусства, иначе складывались отношения автора и героя.