В одном из лучших созданий живописи периода Великой Отечественной войны - Фашист пролетел (1942) - трагедия бессмысленной гибели мальчика предстает как нарушение первозданных законов жизни.

Это одна из немногих картин Пластова, посвященных смерти. Боль, гневный протест (именно так она была воспринята зрителями и критикой) приобретают здесь особый эпически-сказовый характер. Мирная тишина замершей в осеннем увядании природы, шелест и шорох сухой травы, прозрачность прохладного воздуха, в котором четко и ясно прорисована каждая деталь,- все это исполнено такой глубокой печали, что вызывает не столько справедливое негодование, сколько скорбное недоумение перед самой возможностью подобного преступления.

Новые черты с еще большей определенностью выступают в полотне Жатва (1945). Простое и строгое по композиции, оно написано широко, уверенно, энергично. Тонко нюансированный, целостный цветовой строй обладает особой внутренней силой. Золотисто-охристые, буро-коричневые земляные краски создают сдержанное, как бы изнутри нагнетаемое напряжение. Всплески киновари, изумрудная зелень, синева лазури вызывают впечатление необычайного богатства этой, казалось бы, скромной гаммы. Художник управляет непосредственными впечатлениями от натуры синего циферблата, подчиняет творческой воле и общему замыслу избыток свойственного ему эмоционально-интуитивного восприятия.

Старик и дети, тесной группой собравшиеся у скирды, словно ненароком подсмотрены художником, успевшим перенести на холст ничем не примечательный эпизод крестьянской жизни. Это придает сюжетной ситуации и ее композиционной разработке естественность, натурность. Однако избранная точка зрения, соотношение фигур с пейзажем, стройная ритмичность силуэтов, почти незаметная в своей бытовой непринужденности и простоте выразительность жестов - все говорит о продуманности и внутренней завершенности. Сочетание глубокого чувства и живой мысли как сочувственное свидетельство очевидца придает картине особую значительность.