Помощниками в деле защиты общечеловеческих ценностей сами собой становились природа и вещи, ежедневное окружение человека. Их внешний облик омрачился, стал строже, словно с живого лица сбежала улыбка, серьезные глаза смотрят сурово и требовательно.

Вспомним ли мы По следам оккупантов В. Мешкова, серию огородов Ю. Пименова, акварели Н. Чернышева или пейзажи С. Герасимова тех лет - везде свойственная каждому из этих живописцев манера получает новые содержательные оттенки благодаря тому смыслу, который приобрел для них образ Родины, израненной, измученной, но неизменно прекрасной и мужественной. Можно смело сказать, что новый опыт жизни, тяжесть выпавших на долю каждого советского человека испытаний расширили и углубили кругозор художников, меру их авторской ответственности. Скупее, драматичнее и вместе с тем внутренне сосредоточенней становится язык традиционных изобразительных форм. Природа родной земли, как бы изначально заложенные в ней устойчивость, готовность преодолеть, вынести, защитить и охранить собой источники жизни словно ждали от живописца ответного, столь же самоотверженного творческого акта - своим искусством он должен был прийти на помощь израненной взрывами пашне, небу, заслоненному дымом пожарищ, разорванному огнем артиллерии. Именно поэтому вкусные рецепты салатов, глубоко лирические пейзажи С. Герасимова не казались архаическими, чуждыми общему суровому напряжению жизни - в них чувствовалась неиссякающая вера в силы добра, в побеждающую неизменность высших ценностей бытия.

В тот момент, когда фашизм ставил под сомнение самую возможность существования мира на земле, порукой будущего становилась не только способность выстоять в настоящем, но и живая память прошлого- памятники материальной культуры, духовные ценности. Общезначимость и общедоступность реалистического искусства оказывались насущной необходимостью. Живопись, как и литература тех лет, стремилась овладеть простым словом, чтобы быть понятой и услышанной. Н. Крымов, показавший на выставках начала 1940-х годов ряд новых работ (Солнечный день, 1942; На краю деревни, 1943), оставался верным традиции классического русского пейзажа. Самая живописность его холстов, еще и еще раз утверждавшая красоту обыденного и неприметного в родной природе, как бы противоборствовала с хаосом разрушения, жестокостью и бесчеловечностью второй мировой войны.