Чувство, освещающее лица людей, оживляющее их неторопливо-деловые жесты, придает особый смысл и природе, и орудиям труда, и бытовой обыденности вокруг.

Стада коров, табуны лошадей, травы и березовая роща, вспаханное жнивье и колосящаяся пшеница - все созвучно деятельному доброму человеку, хозяину земли. Объединенные общим существованием люди, природа, вещи родственны между собой, неразделимы в целостности бытия. Наследие Пластова несет в себе немало открытий: он развил и как бы укрупнил жанрово-содержательный план картины с бытовой современной тематикой; он нашел особые композиционные формы свободного динамичного построения, позволившего почти без помощи сюжета передать процесс, длительность изображаемого события - молотьбы, косьбы или полевой трапезы; возвышающую значительность народного характера он открыл в нем самом, в его житейской подлинности, не обращаясь к архетипам культурного или мифологического порядка; он подарил нам яркие глубокие образы простых людей, создав галерею крестьянских типов. Он умел видеть окружающий мир всегда по-новому, обновив и выразительные средства искусства.

Рассматривая искусство А. Пластова, чувствуешь его внутреннюю связь со всей историей советской живописи. Сразу заняв вполне самостоятельную позицию, упорно прокладывая собственный путь, художник вместе с тем никогда не был одинок. Мы уже говорили о произведениях П. Кончаловского и С. Герасимова, обратившихся к крестьянскому быту, к изображению жизни, труда, радостей и забот человека на земле, в деревне. На рубеже двадцатых - тридцатых годов и тот и другой по-своему ответили на вопрос о значении свидетельского слова очевидца, определили роли автора и героя, характер их отношений. Родство и контрастные различия предложенных в ту пору решений интересно сопоставить с творческий практикой Пластова.