Несколько лет тому назад в Белоруси можно было услышать, как полещуки рассказывают о «лясуне-кадуке»: «Кадук - гэта такая страшная потвора: ни человек, ни звер, але больш змахивае на звера з велизавною касматаю галавой».
В 1967 году канадским исследователям Р. Паттерсону и Р. Кимлину удалось снять на кинопленку «снежного человека» в Калифорнии. Но доказательств все еще не достаточно для серьезной науки.
Чрезвычайно любопытным являются «Воспоминания Яна Пассека», который утверждал, что при дворе короля Речи Посполитой Яна-Казимира (1648-1668) жил человек-медведь -подросток лет тринадцати, которого поймал во время охоты пан Мартын Огинский. Это удалось сделать «с большим вредом для стрельцов».
Далее Пассек приводит такие яркие подробности, которые не могут не поражать своей реалистичностью, ведь речь шла о королевской чести, оскорбить которую не отважился б самый отчаянный молодец во всей Речи Посполитой: «В это же время подала ему королева грушевой сироп; он с великой охотой взял его в рот, попробовавши, выплюнул все на руку и слюной плюнул ей между глаз. Король начал ужасно смеяться. Королева что-то пробормотала по-французски, - король еще больше в смех. Людовика, весьма разгневавшись, пошла от стола. Король же на ту ее фурию приказал нам всем пить, вина подавашь...»
Заметим, что в Литве когда-то искренне верили в возможность существования «плодов любви» человека и медведя. Это широко распространенную легенду блестяще использовал в своем рассказе «Локис» французский писатель Проспер Мериме.
Юрий Джеджула
...Враждебные русским стихии представлены в 'Слове' приверженцами 'поганых язычников'. Это прежде всего тьма, ночь - в противопоставлении свету, дню и заре (затмение солнца как знак беды и гибели). Это стонущая гроза; звериный свист; это волки, что сторожат по оврагам Игореву беду; это лисицы, что лают на червленые щиты. Это 'бусови врани' - бусовы зловещие вороны (Бус, Бооз, Вооз - легендарный вожак половцев, мифический отец племени). И это Див, что 'кличет в верху древа', когда князь Игорь собирается в поход; див бьет крылами, сзывая на кровавый пир все враждебное русским...
Не согласимся с комментарием покойного Н.А. Мещерского и А.А. Бурыкина к 'Слову о полку Игореве' в серии 'Библиотека поэта' (Советский писатель. Ленинградское отделение, 1985 г.), где они пишут: 'нелегко поддается истолкованию строка 'уже вержеся див на землю' и неясно, кому покровительствует див - русским или половцам'. Нам кажется, поэма и здесь гениально ясна: 'уже слетела хула на хвалу, уже напала нужда на волю, уже вержился див на землю' (перевод наш).
С горечью говоря о победе зла над добром, 'пустыни над силой', автор выстраивает ряд: див-горе-хула.
Див враждебен русским (ср. в сказках 'диво одноглазое'). Это мифическое существо язычников, олицетворение дикости и стихийности, враждебной человечности и культуре, то, что мы называем сегодня азиатчиной. О дремучем и непроходимом лесе в рассказе И. Бунина 'Святые' говорится: '...где орлы скрыжут и всякий зверь необузданный съесть может... Где дивья темь лесная и одна скалья пещера могла служить ей (святой - О.Щ.) приютом!' (Бунин И.А. Полное собрание сочинений, т. VI, Петербург, 1915 г., с. 252). Дивья темь противопоставляется писателем святой ясности мученицы Елены (не образом ли темной, языческой дебри из 'Слова о полку Игореве' навеяна и эта картина в рассказе классика XX века?..)
Див - чуждое, враждебное русскому существо (русский - в народном понимании то же, что праведный, собственно человек). До сих пор в народной речи употребляются выражения 'это что за диво?' или 'экое диво!' - в значении чего-то нелепого, несуразного, чуждого, неблагоприятного. Дивный в значении прекрасный знаком только книжной традиции, но не народной речи, где этот эпитет несет отрицательное значение.
Даль расшифровывает слово дивъ как чудо, невидаль, чудище, морское чудовище или зловещую птицу (пугач, филин). Пословица 'трижды человек дивен бывает: родится, женится, умирает' - говорит об иномирном, даже нечистом оттенке слова 'дивен', т.к. именно в эти переходные, порубежные моменты жизни человека - рождении, женитьбе и смерти - он бывает ритуально 'нечист' и требует специальных очистительных действий, ритуалов. В сборнике быличек о нечистой силе 'Как мужик ведьму подкараулил' (Нижний Новгород, 1991 г.) читаем: '...лежит как бы человек...весь черный. Мужики и говорят: '- Да что ты боишься? Тоже див, да (если) крещеный - так знает молитву' (с. 13). В новгородской летописи XIV века значится: 'навел бог за грехи наша ис пустыня звери дивия (татар - О.Щ.) ясти силных плъти и пити кровь боярськую'. Татары названы дивьим зверьем - это ли не характеристика Дива!
Чужое, неосвоенное, дивье передается также словом незнаемо. Это степь - поле незнаемо (ср. чистое поле - тоже пустое, но включенное в образ дружественного, 'своего' мира). Незнаемый - дикий, дивий, неодухотворенный культурой, неизвестный. Недаром в фольклоре нечистая сила часто появляется в образе 'незнакомого человека'. Это можно встретить в современных быличках, а начиналось в давние времена; у Кирши Данилова читаем: 'Князь Владимир распотешился, а незнаемы люди к нему появилися'. Или: - 'Я железны бы заложечки задвинула, не пустила б этой птиченьки незнаемой' (Барсов. причитания Северного края; здесь птиченька незнаема - аллегория смерти).
Академик Б.А. Рыбаков настаивает на том, что див - это славянское божество, ссылаясь на скифов как на праславян (?! - О.Щ.) и на их орнаментику, приводя в качестве аргумента грифоновидные орнаменты домонгольской Руси. Но неизвестно, был ли в сознании древних русичей див жестко привязан к образам грифонов, орнаменты же могут заимствоваться и вне религиозного поклонения, в силу художественных и иных причин. Во всяком случае, отдельные примеры орнамента стен и украшения шлемов грифонами вряд ли дают повод называть дива 'вершителем небесной воли', как это делает академик Рыбаков. Дива он считает покровителем Игоревой дружины; когда войско русичей потерпело поражение - тогда и сверзился див с вершины, - пишет Б.А. Рыбаков в книге 'Петр Бориславич. Поиск автора 'Слова о полку Игореве' (Москва, 1991 г.). Однако выражение 'уже вержился на землю див' означает, мы считаем, не упал, как подкошенный, а прямо наоборот - напал, бросился на русичей с вершины дерева, как коршун (ср. выражение 'вержил Всеслав жребий о девице себе любой' - бросал жребий, действие активное, а не страдательное).
Враждебная активность дива стоит в логически неразрывном ряду: 'уже снесеся хула на хвалу, уже тресну нужда на волю, уже вержился див на землю'. Что значит: хула одолела хвалу, нужда - волю, див - землю. Речитатив плача, идущего без перебивок на одном дыхании, подчеркнутый ритмически повтором слова 'уже' говорит о горе Русской земли. Вся эта конструкция чуть ниже поддержана родственной по смыслу и стилю завершающей фразой: 'уже пустыня силу прикрыла'. Доверие к тексту, и прежде всего к тексту, проясняет многие темные места. Да и само по себе значение слова дивный как диковинный, дикий, чужой, незнаемый - то, о чем говорилось достаточно в этой главке - убеждают нас во враждебности дива.
собсно и грифоны явно проникают в наше миросозерцание через "звериный стиль" который именно скифы и развивали тыщи лет.
называя скифов предками славян Рыбаков конечно не корректен. просто потому что славяне живут иным укладом и не говорят на иранских языках))) но глубочайшие связи этих народов в древности - бесспорны
