Во всей идейно-нравственной проблематике художественной культуры семидесятых годов пространственные построения и осознание себя во времени (историческом и конкретно-жизненном) играют важнейшую роль (Бессонница А. Крона, Вокзал для двоих Э. Рязанова, Другая жизнь Ю. Трифонова).
Новые персонажи принесли с собой новый отсчет пространства и времени, другую трактовку этих эстетических представлений. Мы уже имели случай говорить о том, что время и место всегда находятся в компетенции автора. Однако характер героя зависит не только от того, в какие обстоятельства ставит его автор, но и определенным образом диктует последнему свои условия.
Размышления, тревоги и надежды, не отделимые от судеб советского села и воплощенные в прозе В. Белова, В. Астафьева, В. Распутина, стали сегодня фактом не только отечественой, но и мировой культуры. Живопись В. Иванова по праву может быть поставлена в этот ряд.
Все наиболее существенные явления культурной жизни шестидесятых-семидесятых годов, все крупнейшие достижения литературы, кинематографа, изобразительного искусства этого периода связаны с созданием самобытных характеров, со способностью художника найти своего героя.
Автор, одержавший победу над героем, неизбежно должен ощущать особого рода одиночество: ему трудно общаться со зрителем, у него не остается того посредника, который мог бы соединить авторское самосознание с внешним, другим, дружественным миром.
Последовательное усиление авторского начала становится одной из типических примет творческой эволюции многих художников второго послевоенного поколения.
В связи с интересующей нас проблемой особое внимание привлекает та единая для несхожих между собой художников общая тональность, которая может быть названа иронической.
Однако для нас важно и другое: в ряде случаев пейзаж предоставляет писателю возможность расширить, дополнить и одновременно обобщить, придать цельность жизненным судьбам героев, заключив повествование образом природы.
