Этим работам присуща особого рода целомудренная строгость - художник ничего не хочет привнести от себя, справедливо считая, что почти документальное воспроизведение действительности значит больше, чем его интерпретация.
Мировосприятие художника, отраженное в образе центрального персонажа или лирического героя, выливалось в чеканные конструктивные формы общего построения картины - даже живопись, сохранившая традиционную объемно-пластическую изобразительность (Г. Коржев, Д. Жилинский, В. Иванов)...
Может быть, не было в истории советской культуры периода, когда не социальная или профессиональная принадлежность, но особые свойства душевного и нравственного склада личности в такой мере определяли авторское предпочтение одного, ... Читать дальше »
По отношению к произведениям, посвященным современности, такого рода пространственно-временная концепция выражалась с еще большей последовательностью и демонстративностью. Здесь так же господствовало настоящее.
Художественная публицистика конца пятидесятых - начала шестидесятых годов хранит отпечаток отошедших в прошлое споров, их страстной прямоты и бескомпромиссности, которые сближают критическую мысль и творческую практику общим духом борьбы и веры в свою правоту.
Изменения, в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов коснувшиеся всех без исключения видов и жанров живописи, распространялись на всю совокупность культурно-художественных процессов этого периода.
Так
в работах М. Сарьяна неповторимая индивидуальность характера находит воплощение
в своеобразном декоративно-колористическом раскрытии творчески одаренной
личности.
Эта позиция позволила Пластову испытать на себе, пережить изнутри народные судьбы. Если рассматривать эволюцию крестьянской темы от двадцатых к сороковым и пятидесятым годам, то можно сказать, что величавая торжественность
Кончаловский, создавая образ героя, открытого им на Новгородчине, занял как автор позицию благодарного песнопевца родной земли, воскрешавшего ее предания: для этого ему нужны были прототипы
Чувство,
освещающее лица людей, оживляющее их неторопливо-деловые жесты, придает особый
смысл и природе, и орудиям труда, и бытовой обыденности вокруг.
Стоит
обратить внимание на подписи под полотнами: Решетник Иван Кузнецов (1948), Петя
Тоньшин (1951), Ванюша Репин (1958), Таня Юдина (начало 1960-х годов), Катерина
Назарова (1968). По ним можно узнать и возраст модели, и род занятий.
Зрелое искусство Пластова обладает четко выраженными чертами единого стиля. Цветовой строй картин насыщен и богат оттенками; пространство и объем строятся в нерасторжимом единстве их существования.
Автор, кажется, смотрит на окружающий мир изнутри его шумного, деятельного многолюдства, он неотличим от своих односельчан. Именно этой особой позицией из центра, из сердцевины объясняются сдвиги и фрагментарность его больших композиций,
Между тем страдные годы великой борьбы с фашизмом несли с собой и другую, не менее реальную ситуацию: перемену всего жизненного уклада, нарушение привычных бытовых ритмов.
В одном из лучших созданий живописи периода Великой Отечественной войны - Фашист пролетел (1942) - трагедия бессмысленной гибели мальчика предстает как нарушение первозданных законов жизни.
Весь
путь, пройденный искусством Пластова, был направлен к раскрытию жизнесозидающих
начал. Внук иконописца, сын сельского книгочея, умного и по-своему много
Сфера искусства Пластова в плане тематическом - деревня и люди крестьянского труда, в плане содержательном - природные коренные основы человеческой жизни, естественная непрерывность и постоянство в круговороте времен.
Однако эстетический принцип обособления правды искусства от эмпирической реальности внешнего мира заставляет нас ощутить незримое присутствие автора, его волю: композиция ритмически организована и строго уравновешена,
Живая подвижность образного мира, созданного искусством С. Герасимова в начале тридцатых, и фольклорно-песенный мир П. Кончаловского двадцатых годов как бы служили зачином той народной, крестьянской темы, которая в годы войны прозвучала в полотнах А. Пластова.
Герой из народа - народный герой как бы совместились в лицах, которые с неоспоримой убедительностью нарисовали поэт и прозаик. Вглядываясь в их черты, мы узнаем не только жизненные прототипы персонажей, но и вереницу их братьев и свойственников в советской живописи сороковых - пятидесятых годов.
Чтение - один их способов получения знаний об окружающем нас мире. В древние времена отношение людей к книге было трепетным и уважительным. Первые тома вообще стоили баснословно дорого, а умение читать автоматически возносило человека на недосягаемую высоту. Более того, если обратить внимание на сказки и легенды, каждый уважающий себя маг или злой колдун имел свою волшебную книгу.
... Читать дальше »
Герои платоновской прозы, действительно, относились к войне почти так же, как к крестьянской работе, тяжелой, но необходимой. Жизнь, столь резко переменившая свою обыденную форму, не исчезала, не прерывалась для них, и только потому
Одной из ярких иллюстраций такого рода художественной ориентации могут служить произведения Андрея Платонова 1941-1946 годов &. В отличие от Твардовского, А. Платонов не стремился найти единый, соединяющий разрозненность индивидуальных особенностей образ - нарицательное имя героя.
Характер-тип персонажа нес в себе важнейшие черты собирательного образа народа: в нем - пафос пехоты, войска, самого близкого к земле, к холоду, к огню и смерти... Читать дальше »
Образ природы, родной земли - отечество в его ничем не заменимом защищающем и оберегающем смысле - виделся художнику тем истоком, к которому должен был восходить и образ героя, рожденного эпохой великого противостояния.
Помощниками в деле защиты общечеловеческих ценностей сами собой становились природа и вещи, ежедневное окружение человека. Их внешний облик омрачился, стал строже, словно с живого лица сбежала улыбка, серьезные глаза смотрят сурово и требовательно.
Пейзаж сыграл в этот период особую роль для всей советской живописи. Не случайно первой выставкой, организованной московскими художниками в конце 1941 года в затемненной столице,
Годы Великой Отечественной войны самим ходом истории потребовали развития темы свидетельства, которая звучала теперь не только как патриотическая и всенародная, но и как общечеловеческая тема борьбы и победы над фашизмом.
Для Нестерова задача стояла иначе: он сам сформулировал ее как опытное, непосредственно жизненное воплощение подлинно возвышенного и достойного в персонажах своих картин.
Если вспомнить о романтическом персонаже минувшего века и в его раннем (Федотов) и в его позднем (Врубель) вариантах, то первое, что приходит в голову как бросающаяся в глаза особенность,- это его страстный, требовательный, воинствующий индивидуализм.
Авторская позиция как установка на поэтическое свидетельство предопределяла тот основной тип героя, который характерен для предвоенного десятилетия в советской живописи.
Искусство
тридцатых годов, действительно, отличается повышенной предметностью: для автора
на первом месте оказывается не он сам, но интересующий его объект - лицо
модели, персонаж, событие частной или общественной жизни, природа, вещи,
Тема
свидетельства о жизни в самых разных, общих и частных, ее проявлениях
предъявляла автору ряд требований, исполнение которых придавало искусству этого
периода характерные
Стоит обратить особое внимание на заметное изменение в самой жанровой установке натюрмортов И. Машкова, Р. Фалька, А. Лентулова, Д. Штеренберга, В. Татлина и многих других художников в этот период.
Усиливающееся с годами декоративное начало коринской живописи служит выражением все тех же наиболее драгоценных для него свойств одаренной творческой личности.
Корин открыл своего героя и, почувствовав возможность воплощать его образ, не прибегая к повествованию, отказался от замысла картины. Он понял, что сможет сказать о современниках и современности галереей человеческих лиц, портретами деятелей культуры своей эпохи.
Серьезной школой в начале творческого пути были для Корина поездки по стране, позволившие ему глубоко проникнуться возвышенно-просветленным духом древнерусских росписей.
Исходные принципы этой установки запечатлены в системе работы художника над портретным образом, проходившей несколько стадий. Сначала Нестеров тщательно приглядывался к модели, подбирая ключи к сокровенному существу той или иной натуры.
Постоянным, по-разному многократно повторенным мотивом искусства Нестерова была судьба русской женщины. Сюжетная трактовка этой темы в предреволюционные годы варьировалась в основном на народно-историческом и литературном материале (На горах, 1896; Великий постриг, 1898; За Волгой, 1906).
Знания, труд, книги - как много можно узнать о духовной атмосфере 1930-х годов, вглядываясь в полотна К. Истомина (Читающая женщина, 1931; Утро у окна, 1930; Вузовки, 1933), как бы погружаясь в тишину ежедневных занятий, в деловой обиход труда и досуга.
Живописец как летописец своего времени, его искусство как живой знак эпохи несли ответственность за память, которую они должны были оставить в истории.
Большинство членов Ассоциации были живописцами. Определяя цели и способы осуществления поставленных задач, ахровцы как бы предугадывали многое из насущно необходимого художественной культуре в целом, однако не всегда могли рассчитать наличные возможности.
Подобно всем значительным явлениям культурной жизни рождение, укрепление и развитие этой темы имеет свою историю, укоренено в традиции и в самой традиционности находит силы к обновлению.
Художники не боялись в ту пору не только открытой программности заново утверждавшихся принципов, прямого заявления о своем авторстве, праве создателя произведения устанавливать внутренние законы своего искусства,
Важнейшее событие начала тридцатых годов - создание творческих союзов советских художников в Москве и Ленинграде, а затем в союзных и автономных республиках, краях и областях.
Закончив цикл крестьянских портретов, Герасимов уже не возвращался к этому жанру. Однако можно думать, что работа над воссозданием неповторимости человеческого характера позволила развернуться композиционным возможностям живописца в области большой сюжетной картины.
Нужно сказать, что он не был одинок в своих поисках и находках. Его младший коллега, С. Герасимов, оставил нам произведения, свидетельствующие об аналогичном направлении интересов, реализованных, однако, в совершенно иных образно-пластических формах.
